Мастерская художника в Нижнем Тагиле
Текст и фото: Екатерина Толкачева
В одном из старых особняков в центре Нижнего Тагила, в Доме Художника, есть одна затейливая мастерская. Если бы я водила по городу экскурсии для любознательных, которым недостаточно знать, что в Тагиле делают танки и расписывают подносы, я бы обязательно приводила их сюда. Хотя бы для того, чтобы показать, как прекрасны могут быть ржавые гвозди.
— У меня тут особое место. Вид из окна такой, что, когда летом деревья распускаются, вообще не видно новоделов. Только развалины, арки какие-то, улицы тихие, — говорит хозяин мастерской, художник Максим Нуштаев.
— Я приехал в Нижний Тагил из Таджикистана в 1994 году, мне было 15. Сначала один приехал, а потом родители написали: «Не возвращайся обратно». Там уже житья особо не было, гражданская война продолжалась, и они тоже сюда приехали. Почему именно сюда — здесь были родственники. Правда, потом они разъехались, а мы остались. Вот такой конфуз, — Максим усмехается.
— Почему конфуз? Раз остались — значит, понравилось? — уточняю я.
— Ну, привык уже. Сначала не нравилось. Грустно было, печально. Казалось, всё серое и унылое по сравнению с югом. Зима эта надоедает мне периодически, очень долго для меня. Сейчас у меня постоянный тремор — от работы, алкоголя, переживаний. (смеётся)
Тагил — вполне себе хороший город, ничего плохого сказать не могу. Есть, конечно, нюансы. В 1990-е я о глобальном не думал — чего там происходит в стране. Возраст был такой. Это уже потом начинаешь замечать, что бывают моменты не слишком приятные. А где этого нет? И в Екатеринбурге в некоторые районы лучше не соваться так вот, вечерком.
Большие города я не люблю. Поток людей, который тащит тебя по улице, потом ты, как червяк, в метро, из метро, и всё везде битком. А здесь — сел в почти пустую маршрутку, почти без остановок она меня довезла сюда. Тут пруд за окном. Меня это устраивает.
Меня звали в большие города, казалось бы — бери и езжай. Многие друзья уехали, а меня не тянет.
Тут я окончил школу и пошёл в Уральское училище прикладного искусства. Потом на художественно-графический факультет. Параллельно я уже обитал в этих мастерских. Поначалу графикой увлёкся, пастелью. А потом увидел в каком-то ещё советском журнале скульптуры с гвоздями Гюнтера Юккера, и с тех пор у меня пошло-поехало. Пастель отложил.
Я с детства любил порисовать, да и папаня у меня закончил худграф, он художник, преподаватель черчения-рисования. А младший брат пошёл в металлурги — на УВЗ трудится в цехах, а я вот тут. И все считают, что это и не работа, вроде как. Матери уж точно было бы спокойнее, если б я работал, «как все».
А я поработал: и мрамор попилил в цехе на памятники, на горе на Белой поработал, охранником работал — так, чтобы смены были, чтобы я тут ещё мог. Но работа была, в основном, такая: то денег не дадут под конец, то начальство само по себе сомнительное. И я решил сам на себя. Ни от кого не завишу теперь, только плати за мастерскую.
— И на что живут художники в Нижнем Тагиле?
— Единицы могут выживать творчеством, а остальные преподают в художественных школах, в училище, на худграфе. Заказы выполняют какие-нибудь. Я работы свои продаю.
— Тебе приходится как-то корректировать свой стиль, чтобы работы покупали?
— Ну да, люди не особо берут, например, вещи с костями: «энергетика» у них сразу начинается какая-то, «негативная». Я понял со временем: что повеселей, позвонче — то и берут. Юмор хорошо идёт. Это всё равно моё, как ни крути. Делаю не через силу.
Я прошу Максима рассказать о тех предметах и существах, которые глядят на меня со стен.
— Я раньше любил всё состаренное — конца XIX века, начала XX. Но потом всё это стало заканчиваться, и пришлось перейти на более современные вещи. Иногда заказываю китайские всякие вещички — крючочки, замочки, ключики.
Обычно люди сами несут ко мне разное старьё. Вот, бочонок недавно притащили. Люди знают, что я всем этим пользуюсь, вплоть до каких-нибудь ремней сумочных. Может, немного маньячно смотрится: как будто я хожу, у женщин сумки отбираю. Но всё это от знакомых, которые не знали, куда девать, и теперь пойдёт куда-то.
Вроде бы в окно выбросить такую вещь и забыть о ней. А когда она на нужное место прикреплена — так сразу по-другому смотрится.
Вот у меня юморной светильник из таких вещей. Вот коробка из-под чая грузинская. Вот псевдоручка мясорубковская. Несут знакомые, в основном. Сегодня контрабас хотят принести. Кто-то гаражи свои разбирает и находит там что-то этакое. В Екатеринбурге недавно вычищали комнату — привезли старинные часы. Французская фирма, 1830-е — 1860-е годы, судя по клейму.
Со старыми вещами как: выбрасывать — жалко, оставить — не надо никому. Хотя, например, эти французские часы починить можно: на Youtube посмотреть, как, на Ebay заказать запчасти. Там не хватает пары шестерёнок.
В Нижнем Тагиле много старых улиц, деревянных домов. Есть погоревшие дома, в которых люди больше не живут. Залезешь туда — там ручки ещё какие-то, замки. Бывает, предметы утвари остаются. Иногда вылазки делаю по деревушкам окрестным. Обычно делаю 2-3 вылазки в тёплый сезон, материала хватает, чтобы пережить зиму. Сейчас весна пришла, ещё потеплеет — снова куда-нибудь съезжу. Для местных там брать особо нечего, только для меня.
Я не хочу привязываться к этим предметам. Сколько раз видел: художник умирает, выбрасывается половина мастерской. По мне так если у меня возьмут и купят всё, освободят стены — так хорошо, будет стимул сделать ещё.
Единственное, что я для себя собираю — пузырьки и ручки. Здесь и из Тагила, и из Вологодской области. Вот с улицы Черных. Вот с Чусовой. Ломали дома: первый начали, и все три под снос. Частный сектор был. Когда их начали ломать, я побежал и оторвал там много разных вещей. Вот, даже табличка осталась — Садовая, 49. Дома нет, табличка есть. Другие таблички — там уже развалины стоят, на других домах их заменили на пластик. Садовая, 38б — это развалины. То ли там сараи были, то ли котельная.
— У тебя есть ощущение, что свои скульптуры ты можешь делать только на Урале?
— Нет, ведь такие предметы можно встретить хоть где: швейные машинки, ложки, гвозди, рога, копыта. Может, кованых гвоздей на Урале побольше.
Я не вкладываю в это никакую философию или мифологию. Просто стараюсь с юморком, чтоб веселее было. «Злые» и агрессивные вещи стараюсь не делать, хотя для кого-то и это агрессивно.
— А рыбы откуда взялись?
— А нравится делать мне их, вот и всё. Ни больше, ни меньше. Когда я перешёл на все эти гвозди и доски, я сразу сделал рыбу из гвоздей, и мне понравилось.
Всё ещё от материала зависит. Брёвна недавно большие попались — болванчики появились. Сейчас в работе больше шестерёнок. Я не сижу дома и не придумываю, что бы такое сделать. Просто появляется вещь, и начинается процесс. Есть горшки — делаю фонари, нет — не делаю.
Я люблю эклектику и не заморачиваюсь за стиль.
Вот, например, могу взять и вставить куда-то эмблему BMW: эта вещь здесь вроде и не нужна, а я её для провокации прибиваю. Вопрос «Зачем?» — это ведь ко всему можно задать.
— У тебя тексты на некоторых предметах. Что там написано?
— Байрон. Четверостишья, философские высказывания — но для меня это больше фактура, композиция, а не текст. На чайнике — Высоцкий. К нему ещё должен быть поднос и фляжка.
Раньше я много читал. К некоторым книгам хочется вернуться, потому что в своё время «не дошёл» до смысла. Например, Маркес: в 10 лет ничего не понял, а в 25 всего его перечитал.
— Интересный персонаж. С характером, — показываю я на большую деревянную голову.
— Это сантехник Василий. Здесь у него есть отверстие для заначек — бутылок. В основном такие вещи мужчины берут, а мужчине будет приятно, если туда можно что-то заныкать.
— Он почти философ.
— Да, такой товарищ. Всё-таки я наврал, что нет у меня любимых работ. К нему я привязался. Может, купят его у меня — погрущу. Но лучше б купили, потому что он мне, зараза, каши не сварит.
Нижний Тагил, май 2015
Оставить комментарий